October 12th, 2015

Оригинал взят у oper_1974 в Русский солдат Первой мировой глазами немцев.

Не раз бывавший в России германский офицер Гейно фон Базедов писал в 1911 г.: "Русские по своей природе в сущности не воинственны и напротив, вполне миролюбивы...".

"Русский солдат выдерживает потери и держится еще тогда, когда смерть является для него неизбежной" - написал очевидец гибели ХХ-го корпуса Русской Армии в Августовских лесах С. Штайнер в газете "Локаль Анцайгер".

Солдаты и офицеры ХХ-го корпуса, расстреляв почти весь боезапас, 15 февраля пошли в последнюю штыковую атаку и были почти в упор расстреляны немецкой артиллерией и пулеметами. Более 7 тысяч их погибло в один день, остальные были пленены.

Немецкий военный корреспондент Р. Брандт писал: "Попытка прорваться была полнейшим безумием, но святое безумие - геройство, которое показало русского воина таким, каким мы его знаем со времен Скобелева, штурма Плевны, битв на Кавказе и штурма Варшавы! Русский солдат умеет сражаться очень хорошо, он переносит всякие лишения и способен быть стойким, даже если ему неминуемо грозит при этом верная смерть!"

"Русский солдат отличается без сомнения большой храбростью... весь социальный быт приучил его видеть в солидарности единственное средство спасения... Нет никакой возможности рассеять русские батальоны: чем опасность грознее, тем крепче держатся солдаты друг за друга..." , - отмечал Ф. Энгельс в своем фундаментальном труде "Может ли Европа разоружиться".

Военный обозреватель австрийской газеты "Pester Loyd" в номере от 27 октября 1915 г. писал: "Было бы смешно говорить с неуважением о русских летчиках. Русские летчики более опасные враги, чем французские.

Русские летчики хладнокровны. В атаках русских, быть может, отсутствует планомерность также, как и у французов, но в воздухе русские летчики непоколебимы и могут переносить большие потери без всякой паники. Русский летчик есть и остается страшным противником".

Германский военный историк генерал фон Позек в работе "Немецкая кавалерия в Литве и Курляндии" отмечал: "Русская кавалерия была достойным противником. Личный состав был великолепен... Русская кавалерия никогда не уклонялась от боя верхом и в пешем строю.

Русские часто шли в атаку на наши пулеметы и артиллерию, даже когда их атака была обречена на поражение. Они не обращали внимания ни на силу нашего огня, ни на свои потери".

Офицер Австро-Венгерской армии фон Ходкевич писал: "Русские - противник упорный, доблестный и чрезвычайно опасный...Русская кавалерия великолепна своими доблестью, выучкой и конским составом, но, также как и мы, склонна к излишне самонадеянным действиям...

Русский пехотинец неприхотлив, вынослив, и, как правило, при хорошем командовании, чрезвычайно стоек. В наступлении русская пехота крайне нечувствительна к потерям.

Под Дзивулками атака сибирских стрелков произвела на меня неизгладимое впечатление. Смотря на то, как они держатся под нашим огнем, мне хотелось аплодировать им: "Браво, господа!"... Русские артиллеристы вообще выше всяких похвал. Вспомнилось, как они прижали наш полк к земле у Лиманова".

Вальтер Бекман, доброволец 2-го Конно-Егерского полка Гвардейской кавалерийской стрелковой дивизии германской армии, в своей книге "Немцы о Русской Армии" писал: "Полки, побывавшие на востоке, сохраняли надолго, на всех театрах военных действий, куда бы ни бросала их судьба, прочное воспоминание o лишениях и тяжких боях на этом фронте и o необычайном упорстве русского солдата".

Отрывок из секретной аналитической записки германского Генерального Штаба, составленной накануне Первой Мировой войны.

"...Своеобразие русского народа. Этот подъем военного дела в России после Русско-японской войны ограничивается недостатками русского народа, которые невозможно устранить ни при помощи денег, ни путем организационной работы.

Эти недостатки заключаются в нежелании заниматься всякой методической работой и любви к удобствам, в недостаточном чувстве долга, боязни ответственности, отсутствии инициативы и полной неспособности правильно определить и использовать время.

Надо признать, что наряду с этими недостатками русский народ обладает также хорошими военными качествами. В первую очередь эти качества объясняются тем, что русский народ на девять десятых является народом крестьянским.

Людской материал. Людской материал надо, в общем, считать хорошим. Русский солдат силен, непритязателен и храбр, но неповоротлив, несамостоятелен и негибок умственно.

Он легко теряет свои качества при начальнике, который лично ему незнаком, и соединениях, к которым он не привык. Поэтому хорошие качества русской пехоты при прежнем методе боя в сомкнутых соединениях могли проявиться лучше, чем теперь.

Русский солдат сравнительно мало восприимчив к внешним впечатлениям. Даже после неудач русские войска быстро оправятся и будут способны к упорной обороне.

Боевая пригодность казаков по сравнению с прошлыми временами значительно уменьшилась. Казаки позволяют государству создать дешево крупную массу конницы, воинские качества которой, однако, отстают от качеств регулярной кавалерии; в особенности казаки малопригодны для боя сомкнутыми соединениями. В частности, это относится к казакам второго и третьего ополчения.

В последние годы в армии имели значительный успех революционные стремления, особенно в технических войсках. Но в общем русский солдат еще верен царю и надежен…

Преимуществами русских офицеров являются хладнокровие и крепкие нервы, не сдающие даже в самых затруднительных положениях...".

Стойкость русских солдат в обороне, нечувствительность к артиллерийскому огню, лихой порыв в наступлении отмечались как немецкими солдатами в 1914-м, так и их потомками в 1941-м.

Среди русских солдат всегда выделялись и выделяются сибиряки. Вот что писал о них, например, генерал А.В. Туркул - ветеран Первой Мировой и Гражданской войн: "Я помню, как эти остроглазые и гордые бородачи ходили в атаку с иконами поверх шинелей, а иконы большие, почерневшие, дедовские...

Из окопов другой норовит бабахать почаще, себя подбодряя, а куда бабахает - и не следит. Сибирский же стрелок бьет редко, да метко. Он всегда норовит стрелять по прицелу... Губительную меткость их огня и боевую выдержку отмечают, как известно, многие военные, и среди них генерал Людендорф".

Русский военный историк Кернсновский писал: "Репутация сибирских стрелков, созданная уже на сопках Шахэ и на верках Порт-Артура, была с кровавым блеском подтверждена в бурях Мировой войны".

"Тот, кто в Великую войну сражался против русских", - писал майор Курт Гессе, "сохранит навсегда в своей душе глубокое уважение к этому противнику.

Без тех крупных технических средств, какие мы имели в своем распоряжении, лишь слабо поддерживаемые своей артиллерией, должны были сыны сибирских степей неделями и месяцами выдерживать с нами борьбу. Истекая кровью, они мужественно выполняли свой долг..."

Один из немецких солдат 341-го пехотного полка, вспоминал: "... В то время как мы собирались и готовились к обороне, появились внезапно из-за фольварка Кобылин группы лошадей, как-будто бы без всадников... две, четыре, восемь... все в большем и большем числе...

Тут вспомнилась мне вдруг Восточная Пруссия, где мне уже приходилось сталкиваться с казаками, и я закричал: "Стреляй! Казаки! Казаки! Конная атака!"

В это время раздались крики: "Они висят на боку лошадей! Огонь! Держись во что бы то ни стало!" Кто только мог держать винтовку, не ожидая команды, открыл огонь. Кто стоя, кто с колена, кто лежа. Стреляли и раненые... Открыли огонь и пулеметы, осыпая атакующих градом пуль...

Всюду - адский шум... Теперь мы могли уже яснее рассмотреть противника. Справа и слева от Кобылина появлялись всадники в сомкнутых строях, рассыпались, как развязавшийся сноп, и неслись на нас. В первой линии были казаки, повиснувшие по боку лошадей, с пиками в руках...

Полевым галопом неслись на нас всадники. Можно было уже разглядеть их дикие, темные, сарматские лица и острия страшных пик. Ужас овладел нами; волосы буквально стали дыбом. Охватившее нас отчаяние подсказывало одно: стрелять до последней возможности и как можно дороже продать свою жизнь.

Напрасно подавалась офицерами команда "ложись!" Непосредственная близость грозной опасности заставила всех, кто мог, вскочить на ноги и приготовиться к последнему бою.

В нескольких шагах от меня казак пробил пикой моего товарища; пронзившее предплечье острие волокло его, пока не упал с лошади пораженный несколькими пулями русский всадник..."

«Часто случалось, — рассказывал генерал фон Манштейн, командующий 56-м танковым корпусом, — что советские солдаты поднимали руки, чтобы показать, что они сдаются нам в плен, а после того как наши пехотинцы подходили к ним, они вновь прибегали к оружию; или раненый симулировал смерть, а потом с тыла стрелял в наших солдат»{158} .

«Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою, — не без удивления писал 24 июня в дневнике начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер. — Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен»{159} Через пять дней Гальдер поправляет сам себя: это не отдельные случаи. «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека... Бросается в глаза, что при захвате артиллерийских батарей и т.п. в плен сдаются немногие. Часть русских сражается, пока их не убьют, другие бегут, сбрасывают с себя форменное обмундирование и пытаются выйти из окружения под видом крестьян»{160} .

4 июля новая запись: «Бои с русскими носят исключительно упорный характер. Захвачено лишь незначительное количество пленных»{161} .

Через месяц боев Гальдер записывает окончательный и крайне неприятный для германского командования вывод, сделанный фельдмаршалом Браухичем: «Своеобразие страны и своеобразие характера русских придает кампании особую специфику. Первый серьезный противник»{162} .

К тому же выводу приходит и командование группы армий «Юг»: «Силы, которые нам противостоят, являются по большей части решительной массой, которая в упорстве ведения войны представляет собой нечто совершенно новое по сравнению с нашими бывшими противниками. Мы вынуждены признать, что Красная Армия является очень серьезным противником... Русская пехота проявила неслыханное упорство прежде всего в обороне стационарных укрепленных сооружений. Даже в случае падения всех соседних сооружений некоторые доты, призываемые сдаться, держались до последнего человека»{163} .

Министр пропаганды Геббельс, перед началом вторжения считавший, что «большевизм рухнет как карточный домик», уже 2 июля записывает в дневнике: «На Восточном фронте: боевые действия продолжаются. Усиленное и отчаянное сопротивление противника... У противника много убитых, мало раненых и пленных... В общем, происходят очень тяжелые бои. О «прогулке» не может быть и речи. Красный режим мобилизовал народ. К этому прибавляется еще и баснословное упрямство русских. Наши солдаты еле справляются. Но до сих пор все идет по плану. Положение не критическое, но серьезное и требует всех усилий»{164} .

«Красная Армия 1941-1945 гг. была гораздо более сильным противником, чем царская армия, ибо она самоотверженно сражалась за идею, — подытоживал Блюментрит. — Это усиливало стойкость советских солдат. Дисциплина в Красной Армии также соблюдалась более четко, чем в царской армии. Они умеют защищаться и стоять насмерть. Попытки их одолеть стоят много крови»{165} .

А в речах Гитлера для узкого круга соратников уже в конце сентября начали звучать буквально-таки пораженческие нотки: «Мы должны преследовать две цели. Первое — любой ценой удержать наши позиции на Восточном фронте. Второе — удерживать войну максимально вдалеке от наших границ»{166} . Вот о чем начали задумываться в Берлине еще задолго до нашего наступления под Москвой! Вот как нацисты зауважали Красную Армию, которая, если верить Солженицыну со товарищи, разбегалась перед немецкими танками и сотнями тысяч сдавалась в плен!

Правда о том, как сражаются русские, постепенно доходила и в Рейх, заставляя немцев задуматься.

«До сегодняшнего дня упорство в бою объяснялось страхом перед пистолетом комиссара и политрука, — писали в служебной записке аналитики СД. — Иногда полное безразличие к жизни истолковывалось исходя из животных черт, присущих людям на Востоке. Однако снова и снова возникало подозрение, что голого насилия недостаточно, чтобы вызвать доходящие до пренебрежения жизнью действия в бою... Большевизм... вселил в большую часть русского населения непреклонную решимость»

Отто Кариус (нем. Otto Carius, 27.05.1922 - 24.01.2015) — немецкий танкист-ас времён Второй мировой войны. Уничтожил более 150 танков и САУ противника — один из самых высоких результатов Второй мировой войны наряду с другими немецкими мастерами танкового боя — Михаэлем Виттманом и Куртом Книспелем. Воевал на танках Pz.38, «Тигр», САУ «Ягдтигр». Автор книги «Тигры в грязи ».
Начал карьеру танкиста на легком танке «Шкода» Pz.38, с 1942 воевал на тяжёлом танке Pz.VI «Тигр» на Восточном фронте. Вместе с Михаэлем Виттманом стал нацистской военной легендой, и его имя широко использовалось в пропаганде Третьего рейха во время войны. Воевал на Восточном фронте. В 1944 году был тяжело ранен, после выздоровления воевал на Западном фронте, затем по приказу командования сдался американским оккупационным войскам, некоторое время провёл в лагере для военнопленных, после чего был отпущен.
После войны стал фармацевтом, в июне 1956 приобрёл в городе Хершвайлер-Петтерсхайм аптеку, которую переименовал в «Тигр» (Tiger Apotheke). Возглавлял аптеку до февраля 2011 года.

Интересные выдержки из книги "Тигры в грязи"
книгу полностью можно прочитать здесь militera.lib.ru

О наступлении в Прибалтике:

«Совсем неплохо здесь воевать, - сказал со смешком командир нашего танка унтер-офицер Делер после того, как в очередной раз вытащил голову из бадьи с водой. Казалось, этому умыванию не будет конца. За год до этого он был во Франции. Мысль об этом придала мне уверенности в себе, ведь я впервые вступил в боевые действия, возбужденный, но и с некоторой боязнью. Нас повсюду восторженно встречало население Литвы. Здешние жители видели в нас освободителей. Мы были шокированы тем, что перед нашим прибытием повсюду были разорены и разгромлены еврейские лавочки .»

О наступлении на Москву и вооружении Красной Армии:

«Наступлению на Москву было отдано предпочтение перед взятием Ленинграда. Атака захлебнулась в грязи, когда до столицы России, открывшейся перед нами, было рукой подать. Что потом произошло печально известной зимой 1941/42 года, не передать в устных или письменных донесениях. Германскому солдату приходилось держаться в нечеловеческих условиях против привыкших к зиме и чрезвычайно хорошо вооруженных русских дивизий .»

О танках Т-34:

«Еще одно событие ударило по нам, как тонна кирпичей: впервые появились русские танки "Т-34"! Изумление было полным. Как могло получиться, что там, наверху, не знали о существовании этого превосходного танка ?»

«Т-34» с его хорошей броней, идеальной формой и великолепным 76,2-мм длинноствольным орудием всех приводил в трепет, и его побаивались все немецкие танки вплоть до конца войны . Что нам было делать с этими чудовищами, во множестве брошенными против нас?»

О тяжелых танках ИС:

«Мы осмотрели танк "Иосиф Сталин", который до определенной степени все еще оставался в целости. 122-мм длинноствольная пушка вызывала у нас уважение. Недостатком было то, что унитарные выстрелы не использовались в этом танке. Вместо этого снаряд и пороховой заряд приходилось заряжать по отдельности. Броня и форма были лучше, чем у нашего "тигра", но наше вооружение нам нравилось гораздо больше.
Танк "Иосиф Сталин" сыграл со мной злую шутку, когда выбил мое правое ведущее колесо. Я этого не замечал до тех пор, пока не захотел подать назад после неожиданного сильного удара и взрыва. Фельдфебель Кершер сразу же распознал этого стрелка. Он тоже попал ему в лоб, но наша 88-мм пушка не смогла пробить тяжелую броню "Иосифа Сталина" под таким углом и с такого расстояния.»

О танке Тигр:

«Внешне он выглядел симпатичным и радовал глаз. Он был толстым; почти все плоские поверхности горизонтальные, и только передний скат приварен почти вертикально. Более толстая броня компенсировала отсутствие округлых форм. По иронии судьбы перед самой войной мы поставили русским огромный гидравлический пресс, с помощью которого они смогли производить свои "Т-34" со столь элегантно закругленными поверхностями . Наши специалисты по вооружению не считали их ценными. По их мнению, такая толстая броня никогда не могла понадобиться. В результате нам приходилось мириться с плоскими поверхностями.»

«Даже если наш "тигр" и не был красавцем, его запас прочности воодушевлял нас. Он и в самом деле ездил, как автомобиль. Буквально двумя пальцами мы могли управлять 60-тонным гигантом мощностью 700 лошадиных сил, ехать со скоростью 45 километров в час по дороге и 20 километров в час по пересеченной местности. Однако с учетом дополнительного оборудования мы могли двигаться по дороге лишь со скоростью 20-25 километров в час и соответственно с еще меньшей скоростью по бездорожью. Двигатель объемом 22 литра лучше всего работал при 2600 оборотах в минуту. На 3000 оборотах он быстро перегревался.»

Об успешных операциях русских:

«С завистью мы смотрели, как хорошо экипированы иваны по сравнению с нами . Мы испытали настоящее счастье, когда несколько танков пополнения наконец прибыли к нам из глубокого тыла.»

«Мы нашли командира полевой дивизии люфтваффе на командном пункте в состоянии полного отчаяния. Он не знал, где находились его подразделения. Русские танки смяли все вокруг, прежде чем противотанковые орудия успели произвести хотя бы один выстрел. Иваны захватили новейшую технику, а дивизия разбежалась во все стороны.»

«Русские там атаковали и взяли город. Атака последовала столь неожиданно, что некоторые наши войска были застигнуты во время движения. Началась настоящая паника. Было вполне справедливо, что коменданту Невеля пришлось отвечать перед военным судом за вопиющее пренебрежение мерами безопасности.»

О пьянстве в вермахте:

«Вскоре после полуночи с запада появились машины. Мы вовремя распознали в них своих. Это был мотопехотный батальон, который не успел соединиться с войсками и выдвинулся к автостраде поздно. Как я узнал потом, командир сидел в единственном танке в голове колонны. Он был совершенно пьян . Несчастье произошло с молниеносной быстротой. Целое подразделение не имело понятия о том, что происходило, и двигалось открыто по простреливаемому русскими пространству. Поднялась жуткая паника, когда заговорили пулеметы и минометы. Многие солдаты попали под пули. Оставшись без командира, все побежали назад на дорогу вместо того, чтобы искать укрытия к югу от нее. Улетучилась всякая взаимопомощь. Единственное, что имело значение: каждый сам за себя. Машины ехали прямо по раненым, и автострада являла собой картину ужаса.»

О героизме русских:

«Когда стало светать, наши пехотинцы несколько неосторожно приблизились к «Т-34». Он все еще стоял по соседству с танком фон Шиллера. За исключением пробоины в корпусе, других повреждений на нем заметно не было. Удивительно, что, когда они подошли, чтобы открыть люк, он не поддался. Вслед за этим из танка вылетела ручная граната, и трое солдат были тяжело ранены. Фон Шиллер снова открыл огонь по врагу. Однако вплоть до третьего выстрела командир русского танка не покинул свою машину. Затем он, тяжело раненный, потерял сознание. Другие русские были мертвы. Мы привезли советского лейтенанта в дивизию, но его уже нельзя было допросить. Он умер от ран по дороге. Этот случай показал нам, насколько мы должны быть осторожны. Этот русский передавал подробные донесения в свою часть о нас. Ему достаточно было только медленно повернуть свою башню, чтобы расстрелять фон Шиллера в упор. Я вспоминаю, как мы возмущались упрямством этого советского лейтенанта в то время. Сегодня у меня об этом другое мнение ...»

Сравнение русских и американцев (после ранения в 1944 году автора перевели на западный фронт):

«Среди голубого неба они создали огневую завесу, не оставлявшую места воображению. Она покрыла весь фронт нашего плацдарма. Только Иваны могли устроить подобный огневой вал . Даже американцы, с которыми я позднее познакомился на западе, не могли с ними сравниться. Русские вели многослойный огонь из всех видов оружия, от беспрерывно паливших легких минометов до тяжелой артиллерии.»

«Повсюду активно работали саперы. Они даже повернули в противоположную сторону предупредительные знаки в надежде, что русские поедут в неверном направлении! Такая уловка иногда удавалась позднее на Западном фронте в отношении американцев, но никак не проходила с русскими .»

«Были бы со мной два или три командира танков и экипажи из моей роты, воевавшей в России, то этот слух вполне мог бы оказаться правдой. Все мои товарищи не преминули бы обстрелять тех янки, которые шли "парадным строем". В конце концов, пятеро русских представляли большую опасность, чем тридцать американцев . Мы уже успели это заметить за последние несколько дней боев на западе.»

«Русские никогда бы не дали нам так много времени ! Но как же много его потребовалось американцам, чтобы ликвидировать "мешок", в котором и речи быть не могло о сколь-нибудь серьезном сопротивлении.»

«…мы решили однажды вечером пополнить свой автопарк за счет американского. Никому и в голову не приходило считать это героическим поступком! Янки ночью спали в домах, как и полагалось "фронтовикам". В конце концов, кто бы захотел нарушить их покой! Снаружи в лучшем случае был один часовой, но только если была хорошая погода. Война начиналась по вечерам, только если наши войска отходили назад, а они их преследовали. Если случайно вдруг открывал огонь немецкий пулемет, то просили поддержки у военно-воздушных сил, но только на следующий день. Около полуночи мы отправились с четырьмя солдатами и вернулись довольно скоро с двумя джипами. Было удобно, что для них не требовалось ключей. Стоило только включить небольшой тумблер, и машина была готова ехать. Только когда мы уже вернулись на свои позиции, янки открыли беспорядочный огонь в воздух, вероятно чтобы успокоить свои нервы. Если бы ночь была достаточно длинной, мы легко могли бы доехать до Парижа.»

Русского солдата мало убить, его надо еще и повалить!
Фридрих Второй Великий

Слава русского не знает границ. Русский солдат вытерпел то, что никогда не терпели и не вытерпят солдаты армий других стран. Этому свидетельствуют записи в мемуарах солдат и офицеров вермахта, в которых они восхищались действиями Красной Армии:

«Близкое общение с природой позволяет русским свободно передвигаться ночью в тумане, через леса и болота. Они не боятся темноты, бесконечных лесов и холода. Им не в диковинку зимы, когда температура падает до минус 45. Сибиряк, которого частично или даже полностью можно считать азиатом, еще выносливее, еще сильнее...Мы уже испытали это на себе во время Первой мировой войны, когда нам пришлось столкнуться с сибирским армейским корпусом»

"Для европейца, привыкшего к небольшим территориям, расстояния на Востоке кажутся бесконечными... Ужас усиливается меланхолическим, монотонным характером русского ландшафта, который действует угнетающе, особенно мрачной осенью и томительно долгой зимой. Психологическое влияние этой страны на среднего немецкого солдата было очень сильным. Он чувствовал себя ничтожным, затерянным в этих бескрайних просторах"

«Русский солдат предпочитает рукопашную схватку. Его способность, не дрогнув, выносить лишения вызывает истинное удивление. Таков русский солдат, которого мы узнали и к которому прониклись уважением еще четверть века назад».

«Нам было очень трудно составить ясное представление об оснащении Красной Армии... Гитлер отказывался верить, что советское промышленное производство может быть равным немецкому. У нас было мало сведении относительно русских танков. Мы понятия не имели о том, сколько танков в месяц способна произвести русская промышленность.

Трудно было достать даже карты, так как русские держали их под большим секретом. Те карты, которыми мы располагали, зачастую были неправильными и вводили нас в заблуждение.

О боевой мощи русской армии мы тоже не имели точных данных. Те из нас, кто воевал в России во время Первой мировой войны, считали, что она велика, а те, кто не знал нового противника, склонны были недооценивать ее».

«Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои. Там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми. Они всегда пытались прорваться на восток... Наше окружение русских редко бывало успешным».

«От фельдмаршала фон Бока до солдата все надеялись, что вскоре мы будем маршировать по улицам русской столицы. Гитлер даже создал специальную саперную команду, которая должна была разрушить Кремль.

Когда мы вплотную подошли к Москве, настроение наших командиров и войск вдруг резко изменилось. С удивлением и разочарованием мы обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила. В течение последних недель сопротивление противника усилилось, и напряжение боев с каждым днем возрастало...»

Начальник штаба 4-ой армии вермахта генерал Гюнтер Блюментрит

«Русские не сдаются. Взрыв, еще один, с минуту все тихо, а потом они вновь открывают огонь...»
«С изумлением мы наблюдали за русскими. Им, похоже, и дела не было до того, что их основные силы разгромлены...»

«Буханки хлеба приходилось рубить топором. Нескольким счастливчиикам удалось обзавестись русским обмундированием...»
«Боже мой, что же эти русские задумали сделать с нами? Мы все тут сдохнем!.. »

Из воспоминаний немецких солдат

«Русские с самого начала показали себя как первоклассные воины, и наши успехи в первые месяцы войны объяснялись просто лучшей подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость... »

Генерал-полковник (позднее - фельдмаршал) фон Клейст

«Часто случалось, что советские солдаты поднимали руки, чтобы показать, что они сдаются нам в плен, а после того как наши пехотинцы подходили к ним, они вновь прибегали к оружию; или раненый симулировал смерть, а потом с тыла стрелял в наших солдат».

Генерал фон Манштейн (тоже будущий фельдмаршал)

«Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен». (Запись от 24 июня.)
«Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека... Бросается в глаза, что при захвате артиллерийских батарей ит.п.в плен сдаются немногие». (29 июня.)
«Бои с русскими носят исключительно упорный характер. Захвачено лишь незначительное количество пленных». (4 июля)

Дневник генерала Гальдера

«Своеобразие страны и своеобразие характера русских придает кампании особую специфику. Первый серьезный противник»

Фельдмаршал Браухич (июль 1941 года)

«Примерно сотня наших танков, из которых около трети были T-IV, заняли исходные позиции для нанесения контрудара. С трех сторон мы вели огонь по железным монстрам русских, но все было тщетно...

Эшелонированные по фронту и в глубину русские гиганты подходили все ближе и ближе. Один из них приблизился к нашему танку, безнадежно увязшему в болотистом пруду. Безо всякого колебания черный монстр проехался по танку и вдавил его гусеницами в грязь.

В этот момент прибыла 150-мм гаубица. Пока командир артиллеристов предупреждал о приближении танков противника, орудие открыло огонь, но опять-таки безрезультатно.

Один из советских танков приблизился к гаубице на 100 метров. Артиллеристы открыли по нему огонь прямой наводкой и добились попадания - все равно что молния ударила. Танк остановился. «Мы подбили его», - облегченно вздохнули артиллеристы. Вдруг кто-то из расчета орудия истошно завопил: «Он опять поехал!» Действительно, танк ожил и начал приближаться к орудию. Еще минута, и блестящие металлом гусеницы танка словно игрушку впечатали гаубицу в землю. Расправившись с орудием, танк продолжил путь как ни в чем не бывало »

Командир 41-го танкового корпуса вермахта генералом Райнгарт

Храбрость - это мужество, вдохновленное духовностью. Упорство же, с которым большевики защищались в своих дотах в Севастополе, сродни некоему животному инстинкту, и было бы глубокой ошибкой считать его результатом большевистских убеждений или воспитания. Русские были такими всегда и, скорее всего, всегда такими останутся»

22 июня 1941 года командование вермахта уверяло, что германские солдаты разобьют Красную армию за 2–3 месяца, однако с первых дней сражений немцы поняли, что эта война будет отличаться от предыдущих. Уже в разгар битвы за Крым Йозеф Геббельс скажет: «Упорство, с которым большевики защищались в своих дотах в Севастополе , сродни некоему животному инстинкту, и было бы глубокой ошибкой считать его результатом большевистских убеждений или воспитания. Русские были такими всегда и, скорее всего, всегда такими останутся».

Начало войны

Еще в июле 1941 года Фельдмаршал Браухич записал о русских: «Первый серьезный противник». Генерал Гальдер начальник Генштаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер в своем дневнике отмечал, что в летних боях 1941-го советские бойцы ожесточенно сражались и нередко взрывали себя в дотах.

Через неделю после начала войны начальник штаба люфтваффе генерал-майор Гофман фон Вальдау записал в своем дневнике: «Качественный уровень советских летчиков куда выше ожидаемого... Ожесточенное сопротивление, его массовый характер не соответствуют нашим первоначальным предположениям». Особенно немцев шокировали авиационные тараны и огромный уровень потерь. Только за 22 июня 1941 года люфтваффе потеряло 300 самолетов, чего в боях с союзниками не было.

В своей книге «1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных» английский историк Роберта Кершоу собрал воспоминания военнослужащих вермахта о первом годе войны. Исследователь утверждал, что в это время в армии вермахта появилась поговорка: «Лучше три французских кампании, чем одна русская».

Клейст и Манштейн

Фельдмаршал Клейст писал: «Русские с самого начала показали себя как первоклассные воины, и наши успехи в первые месяцы войны объяснялись просто лучшей подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость... ».

Отчаянность бойцов Красной Армии поразили и фельдмаршала Манштейна. В своих воспоминаниях он удивлялся: «Советские солдаты поднимали руки, чтобы показать, что они сдаются нам в плен, а после того как наши пехотинцы подходили к ним, они вновь прибегали к оружию; или раненый симулировал смерть, а потом с тыла стрелял в наших солдат».

В книге «Утерянные победы» Манштейн описывал показательный эпизод сражения за Крым, когда 5000 советских бойцов прорывались из каменоломен. «Плотной массой, ведя отдельных солдат под руки, чтобы никто не мог отстать, бросались они на наши линии. Нередко впереди всех находились женщины и девушки-комсомолки, которые, тоже с оружием в руках, воодушевляли бойцов».

«Даже в окружении они продолжают сражаться»

Размышления о Красной Армии оставил начальник штаба 4-ой армии вермахта генерал Гюнтер Блюментрит. В своих дневниках военачальник пришел к выводу, что сила противника в его близком контакте с природой. Именно поэтому красноармеец свободно передвигается ночью и в тумане и не боится мороза. Генерал писал: «Русский солдат предпочитает рукопашную схватку. Его способность не дрогнув выносить лишения вызывает истинное удивление. Таков русский солдат, которого мы узнали и к которому прониклись уважением еще четверть века назад».

Также Блюментрит сравнивал русских с предыдущими противниками Германии: «Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои. Там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми. Они всегда пытались прорваться на восток... Наше окружение русских редко бывало успешным».

Упорство и знания в области стратегии

После войны генерал-полковник танковых войск и военный теоретик Гейнц Гудериан написал статью «Опыт войны с Россией». В этой работе проанализировал попытки иностранцев завоевать Россию пришел к выводу, что: «Русский солдат всегда отличался особым упорством, твердостью характера и большой неприхотливостью. Во второй мировой войне стало очевидным, что и советское верховное командование обладает высокими способностями в области стратегии».

Накануне вторжения Германии в СССР гитлеровская пропаганда создавала нелицеприятный образ русских, рисуя их отсталыми, лишенными духовности, интеллекта и даже неспособными постоять за свое Отечество. Вступив на советскую землю, немцы были поражены тем, что реальность совсем не соответствовала навязанным им представлениям.

И один в поле воин

Первое, с чем столкнулись германские войска – с ожесточенным сопротивлением советского солдата буквально на каждом пятачке своей земли. Особенно их шокировало, что «сумасшедшие русские» не боятся вступать в бой с силами, в несколько раз превосходящими их собственные. Один из батальонов группы армий «Центр» в составе не менее 800 человек, преодолев первый рубеж обороны, уже уверенно двигался вглубь советской территории, как внезапно был обстрелян отрядом из пяти человек. «Я не ожидал ничего подобного! Это чистейшее самоубийство, атаковать батальон пятеркой бойцов!» – комментировал ситуацию майор Нойхоф.

Британский историк Роберт Кершоу в книге «1941 год глазами немцев» приводит случай, как солдаты вермахта, расстреляв из 37-миллиметрового орудия советский легкий танк Т-26, без опаски приблизились к нему. Но вдруг его люк неожиданно распахнулся и высунувшийся по пояс танкист стал расстреливать противника из пистолета. Позднее выяснилось шокирующее обстоятельство: советский солдат был без ног (их оторвало при взрыве танка), но это не помешало ему сражаться до последнего.

Еще более поразительный случай описывал обер-лейтенант Хенсфальд, закончивший свою жизнь под Сталинградом. Дело было недалеко от белорусского городка Кричев, где 17 июля 1941 года старший сержант Николай Сиротинин в течение двух с половиной часов один с помощью артиллерийского орудия сдерживал продвижение колонны немецкой бронетехники и пехоты. В итоге сержанту удалось выпустить почти 60 снарядов, которые уничтожили 10 немецких танков и бронетранспортеров. Убив героя, немцы тем не менее похоронили его с почестями.

Геройство в крови

Немецкие офицеры не раз признавались, что пленных они брали крайне редко, так как русские предпочитали биться до последнего. «Даже заживо сгорая, они продолжали отстреливаться». «Жертвенность у них в крови»; «Закалку русских не сравнить с нашей», – не уставали повторять немецкие генералы.

Во время одного из разведывательных полетов советский летчик обнаружил, что на пути двигавшейся на Москву немецкой колонны на протяжении десятков километров никого не было. В бой решено было бросить оказавшийся на аэродроме накануне укомплектованный сибирский полк. Немецкие военные вспоминали, как неожиданно впереди колонны появились низколетящие самолеты, из которых на заснеженное поле «гроздьями посыпались белые фигуры». Это были сибиряки, ставшие живым щитом перед немецкими танковыми бригадами, они бесстрашно кидались под гусеницы танков с гранатами. Когда погибла первая партия десанта, за ней последовала вторая. Позднее выяснилось, что при десантировании разбились около 12% бойцов, остальные погибли, вступив в неравный бой с противником. Но немцев все-таки удалось остановить.

Загадочная русская душа

Русский характер для немецких солдат остался загадкой. Они не могли понять, почему крестьяне, которые должны были их ненавидеть, встречали их с хлебом и молоком. Один из бойцов вермахта вспоминал, как в декабре 1941 года при отступлении в одной деревушке под Борисовом старушка вынесла ему каравай хлеба и кувшин молока, в слезах причитая: «Война, война».

Причем зачастую мирные жители с одинаковым добродушием относились как к наступающим немцам, так и к поверженным. Майор Кюнер отмечал, что он часто был свидетелем того, как русские крестьянки голосили над ранеными или убитыми немецкими солдатами, словно это были их собственные дети.

Ветеран войны, доктор исторических наук Борис Сапунов рассказывал, что при прохождении через окраины Берлина им часто попадались пустые дома. Все дело в том, что местные жители под воздействием немецкой пропаганды, рисовавшей ужасы, которые якобы творила наступающая Красная Армия, разбегались по близлежащим лесам. Однако те, кто все же остался, были удивлены, что русские не пытаются ни насиловать женщин, ни выносить имущество, а, напротив, предлагают свою помощь.

Они даже молятся

Немцы, пришедшие на русскую землю, были готовы встретиться с толпами воинствующих атеистов, так как их убедили, что большевизм был крайне нетерпим к проявлению религиозности. Поэтому их сильно поразило, что в русских избах висят иконы, а население носит на груди миниатюрные распятия. С тем же столкнулись и гражданские немцы, которые познакомились с советскими остарбайтерами. Их искренне удивили рассказы приехавших на работы в Германию русских, которые поведали, как много в Советском Союзе старых церквей и монастырей, и как бережно они хранят свою веру, исполняя религиозные обряды. «Я думала, что у русских нет религии, однако они даже молятся», – заявила одна из немецких работниц.

Как отмечал штабной врач фон Гревениц, во время медицинских осмотров оказалось, что подавляющее число советских девушек девственницы. «Блеск чистоты» и «деятельную добродетель» излучали их лица, и я чувствовал большую силу этого света, вспоминал врач.

Не меньше немцев поражала верность русских семейному долгу. Так, в городке Зентенберг на свет появились 9 новорожденных и еще 50 ожидали своего часа. Все они, кроме двух, принадлежали советским супружеским парам. И хотя в одной комнате ютились по 6-8 пар, в их поведении не наблюдалось никакой распущенности, фиксировали немцы.

Русские умельцы круче европейцев

Пропаганда Третьего рейха уверяла, что, истребив всю интеллигенцию, большевики оставили в стране безликую массу, способную выполнять лишь примитивную работу. Однако сотрудники германских предприятий, где трудились остарбайтеры, раз за разом убеждались в обратном. В докладных записках немецкие мастера часто указывали, что техническая осведомленность русских ставит их в тупик. Один из инженеров города Байройт заметил: «Наша пропаганда всегда преподносит русских как тупых и глупых. Но я здесь установил противоположное. Во время работы русские думают и совсем не выглядят такими глупыми. Для меня лучше иметь на работе 2 русских, чем 5 итальянцев».

В докладах немцы констатировали, что русский рабочий самыми примитивными средствами может устранить неисправность любого механизма. К примеру, на одном из предприятий Франкфурта-на-Одере советский военнопленный за короткое время сумел найти причину поломки двигателя, починить и запустить его, и это при том, что немецким специалистам не удавалось ничего сделать много дней.